«В стихах возвышенный и в сердце благородный» (размышления о поэзии Е.А. Баратынского)
Обычно по телевизору к первому сентября демонстрируют кинофильм «Доживем до понедельника». Этот фильм помог мне впервые обратить внимание на такого поэта, как Е. А. Баратынский. В фильме учительница литературы говорит, что это второстепенный поэт-. Помнится, главный герой не согласился с ней. Не соглашусь и я.
Познакомившись с поэзией Баратынского, я поразилась мудрости и высокой нравственности его стихов, глубине и музыкальности их. «Гармонии таинственная власть» покорила меня. В наше время мало кто читает Баратынского, хотя современники отмечали даже в его ранних произведениях «стройность и зрелось необыкновенную».
«Зрелость необыкновенная» юного поэта удивляет и сейчас. Двадцатилетним он достигает таких поэтических открытий, к которым иногда даже крупные поэты приходят только в итоге творческого пути:
Не вечный для времен, я вечен для себя:
Не одному ль воображенью
Гроза их что-то говорит?
Мгновенье мне принадлежит,
Как я принадлежу мгновенью!
У многих поэтов мы встречаем размышления о скоротечности человеческой жизни. Но в двадцать лет написать о том, что вечность несет в себе нечто ужасающее лишь для одного «воображенья», — вот что поразительно! Ощутить себя частицей вечности, не страшиться пуститься в плаванье по бесконечному потоку времени — обычно поэты заканчивают этим, а он начал...
Необычна и любовная лирика Баратынского. Конкретные и разнообразные ситуации раскрывают историю сложных человеческих отношений. В его любовных элегиях нет мечтательной меланхолии. Его лирика драматична: разлука, разрыв между героями — наиболее часто встречающийся мотив.
Расстались мы; на миг очарованьем,
На краткий миг была мне жизнь моя;
Словам любви внимать не буду я,
Не буду я дышать любви дыханьем!
Я все имел, лишился вдруг всего;
Лишь начал сон... исчезло сновиденье!
Одно теперь унылое смущенье
Осталось мне от счастья моего.
Поражает тончайший психологизм, с которым описываются зарождение любви и ее развитие и угасание:
Прости ж навек! Но знай, что двух виновных,
Не одного, найдутся имена
В стихах моих, в преданиях любовных.
И хотя Пушкин предсказывал ему успех на поприще «эротической» поэзии, для Баратынского любовь — это прежде всего духовное единение:
Есть что-то в ней, что красоты прекрасней,
Что говорит не с чувствами — с душой...
Любовь для поэта равновелика жизни:
Меж мудрецами был чудак:
«Я мыслю, — пишет он, — итак,
Я, несомненно, существую».
Нет! любишь ты, и потому
Ты существуешь, — я пойму
Скорее истину такую.
В стихах Е. А. Баратынского часто встречаются такие самооценки: «Мой дар убог, и голос мой не громок...», «Не ослеплен я Музою моею...», «...я не гений...». Не из желания покрасоваться говорит это поэт, его признания предельно искренни. В основе его поэзии лежала высочайшая нравственная требовательность к себе. Как человек думающий, ищущий, он не способен на сделку с совестью:
Я правды красоту даю стихам моим,
Желаю доказать людских сует ничтожность
И хладной мудрости высокую возможность.
Что мыслю, то пишу...
Его уменье посмотреть правде в глаза, его своеобразная поэтическая манера, его слог, энергичный, меткий, его чуткость ко всем явлениям жизни, его мудрость, любовь к свободе, восхищение искусством — все это дорого и близко мне. Сбываются его пророческие слова:
И как нашел я друга в поколенье,
Читателя найду в потомстве я.
Во мне Е. А. Баратынский такого читателя нашел.